Дело о «Красном доме» - Страница 7

—

Я поверила Олегу. Но на другой день в агентстве особого понимания не встретила.

— Цветистый роман… — протянул Спозаранник. — Потрясенная журналистка Нонна Железняк рыдает на плече у душки-насильника, картина неизвестного художника. Не знаю, не знаю… Нонна, ты повнимательней отнесись к делу.

Похоже, Спозаранник засомневался в моих деловых качествах. Тем более что в одной питерской желтенькой газете уже вышла леденящая душу заметка «Следователь-насильник?» за подписью спившегося журналиста-криминалиста, бывшего сотрудника «Вечерки». Борзописец обещал читателям «в одном из ближайших номеров подробно рассказать о сенсационном деле».

Агентство отставало, терялся один из главных принципов: знать раньше всех, расследовать лучше всех. Особенно обидно, ведь знаешь, что городским газетам собственно криминальными расследованиями заниматься некогда, часто из-за нехватки кадров остается переписывать сводки ГУВД и питаться отходами пресс-конференций.

Я сидела за своим столом с мрачным видом и слушала, как Макс Кононов рассказывает идиотский анекдот.

ГАИШНИК: Вы же колесо прокололи. Чем, гвоздем?

ВОДИТЕЛЬ «БМВ»: Нет, осколком бутылки.

ГАИШНИК: Вы что, не могли бутылку на дороге разглядеть?

ВОДИТЕЛЬ «БМВ»; Да нет, эта дура бутылку под пальто прятала, когда я на нее наехал…

«И тут является раздавленная старуха с того света и говорит: ТЫ ЗАЧЕМ МОЕ МОЛОЧКО ПРОЛИЛ!!!» — в духе детских страшилок закончила я про себя. Стоп, стоп, является старуха… Эврика!

— Нет, Нонна, ты начиталась романов! — сказал Олег, которого я вновь застала на даче (в этот раз Алапаев сажал уже не деревце, а рассаду помидоров). — Тебе все это ужасно интересно, но я в детские игры не играю!

— А если попробовать? — я не собиралась отступать. — Как у вас говорят, взять на понт?

— У нас так не говорят, — обиделся Олег. — Мы не бандиты. На юрфаке, между прочим, я увлекался римским правом.

— Ну, Олег, попробуем! Это же шанс.

— Ладно, — вздохнул Алапаев. — Но сделаем все профессионально. Я знаю, где взять сканер радиотелефонных переговоров.

—

В квартире Кати раздался телефонный звонок. Странный женский голос прошептал в трубку:

— ОНА ЖДЕТ ТЕБЯ… ЭТО НЕОБЪЯСНИМАЯ ТАЙНА ДУХОВ… РОВНО В ОДИННАДЦАТЬ СТАНЬ У МАГАЗИНА «МОЛОКО» И ПОСМОТРИ НА ДВЕРЬ ВТОРОГО ПОДЪЕЗДА НАПРОТИВ…

— Это кто, это кто, эй! — заорала в трубку Катя, но оттуда звучали короткие гудки.

На часах было без десяти одиннадцать.

— Что за тайна? Позвонить Витьку? Да что они, мужики, понимают? — я будто слышала внутренний монолог нашей подопечной. Девица нервно прошлась по комнате, взяла в руки затертый томик Блаватской.

«Необъяснимая эктоплазма эманации таинственного инвольтирует тонкую психику избранных, их высшее „Я"» — наверняка в восторге прочитала блондинка. А может, а может…

Встав у молочного магазина, она уставилась на дверь подъезда. Дверь медленно отворилась, и оттуда в пепельном платье вышла смертельно бледная Вера Игнатьевна Ползункова. Старуха была в одной туфле. Подняв руки, она медленно пошла к Кате…

Такого пронзительного визга улица давно не слышала. Сработало!

Катя рванулась домой, потом выскочила из дома, забежала на детскую площадку и прямо оттуда начала набирать номер по «трубе».

Мы с Олегом, затаив дыхание, слушали ее вопли из сканера, подключенного к диктофону.

— Але, але, Витя? Это Витя? Я сейчас видела бабку… ну, Ползункову!

— Ты что, охрен ела?

— Она ходит по улице, из подъезда вышла, может, это она живая, а мы с тобой, ну, ошиблись… ну, тогда…

— Чего ошиблись?

— Ну, у красного дома, у колонии… ошиблись. Вить?

— Дура, не базарь! — заорал дядя и бросил трубку.

Олег скептически посмотрел на меня:

— Красный дом и колония. Какая? Металлострой? Колпинская? Саблинская? Пойди ищи!!!

— Дай подумать.

Я как зверь забегала по комнате. Закурила и бросила. Что-то знакомое… что-то слышала… Ага!

На Ропшинском шоссе есть развалина лютеранской кирхи, ее зовут местные Красный дом. Рядом бывшая немецкая колония, это поселок Средняя колония. Сзади — кладбище. Все! Совпадает!

Ни Обнорскому, ни Спозараннику не стала звонить — не было времени. Да и зачем — все равно посчитают за сумасшедшую. Ведь я еще утром забрала ключи от редакционной тачки, и сейчас меня наверняка коллеги вспоминают «добрым словом». Но медлить нельзя ни секунды. Срочно вместе с Олегом рванули в Ломоносовский район.

— Ну, журналистка, гляди! — напутствовал Олег.

В сумерках проехали Петергофское шоссе, свернули на Волхонку. Здесь Олег попросил притормозить и, выскочив из машины, рванул через дорогу. Я чуть не подпрыгнула:

— Времени нет, ты куда?!

Но фигура уже скрылась в кустах. Через пару минут я увидела двух человек: Олег усиленно жестикулировал, рассказывая на ходу что-то своему спутнику в милицейской форме.

— Познакомьтесь. Иван Колобцов, местный участковый. Нонна. Трогаем!

Машина рванула и с визгом завернула на Ропшинское шоссе.

— А вот скорость лучше сбавить, — попросил участковый. — Не надо, чтоб нас слышали издалека.

Извилистая дорога огибает развалины, на повороте фанерная табличка с жирными буквами, выведенными синей масляной краской: «Склад». Но стрелка указывает вправо, а влево — кладбище.

Я выпрыгнула из кабины первая.

— Дверями не хлопать, — тихо предупредил Иван.

У речки, на обочине дороги стояли «Жигули».

— Если Виктор здесь, надо быть осторожнее, — сказал Олег. Но Виктора не было. У самой ограды кладбища, за поворотом, мы увидели девушку. К ней тянулась рваная тень от кирхи, увидеть, что она делает, с расстояния в пятьдесят метров было трудно.